Владимир Воронов
Президент Украины Петр Порошенко на заседании Совета национальной безопасности и обороны категорически запретил сотрудничество с Россией в военной сфере. Об этом сообщил первый вице-премьер Украины Виталий Ярема, заявивший, что «с этого дня мы прекратили любое сотрудничество в сфере военно-промышленного комплекса с Российской Федерацией». Хотя в той версии речи Порошенко, которая опубликована на официальном сайте президента Украины, о разрыве военно-промышленных связей с Россией формально нет ни слова, вряд ли можно сомневаться, что такое решение принято.
Я уже писал о серьезной зависимости российского военно-промышленного комплекса (ВПК) от украинских предприятий. В частности, о зависимости состояния российского «ядерного щита» от украинских предприятий («На украинской ракетной «игле»). «Украинский след» фиксируется в более чем 51-52 процентах МБР наземного базирования, которые, в свою очередь, представляют собой средства доставки порядка 82-83 процентов боеголовок. Речь, прежде всего, идет о разработанных в днепропетровском КБ «Южное» и выпущенных на днепропетровском заводе «Южмаш» ракетных комплексах Р-36М УТТХ/Р-36М2 «Воевода», составляющих основу ударной мощи наземной части российских стратегических ядерных сил. Запчасти к этим МБР поставляет «Южмаш».
Украинские специалисты, как подтвердил в интервью агентству УНИАН Сергей Згурец, директор консалтинговой компании Defence Express, также ведут гарантийное обслуживание этих ракет.
В свою очередь, киевский «Арсенал» – разработчик систем прицеливания ракетного комплекса «Тополь-М» (ТР-2ПМ2), а харьковский «Хартрон» – систем управления ракетного комплекса УР-100Н.
Помимо этого, российское вертолетостроение жизненным образом зависит от двигателей, производимых запорожским концерном «Мотор Сич» (См.: «Российским вертолетам без Украины никак»). Производство аналога разных вариаций запорожского двигателя ТВ3-117 (и его современной модификации ВК-2500) в России освоили. Однако и поныне так и не удалось не только выйти на выпуск нужного количества таких движков, но и, самое главное, решить вопрос должного качества и удовлетворительной длительности ресурса работы этих аналогов.
Еще один комплекс проблем российского ВПК – зависимость от украинского судостроения (См.: «Севастополь – российский, «Варяг» – китайский»).
Самая болевая точка – даже не столько собственно судостроение, а судоремонтные мощности: несмотря на захваченные в Крыму предприятия, Черноморскому флоту уже в ближней перспективе без верфей Николаева и Херсона придется нелегко. А гонять корабли для текущего ремонта на Балтику и тем паче на Север, мягко говоря, накладно. Но самая большая проблема, опять-таки, двигательная: в России просто нет аналогов газотурбинным двигателям (ГТД), выпускаемым николаевским производством «Зоря» – «Машпроект», которые справедливо считаются продукцией мирового класса. Без импортных двигателей, николаевских ГТД и немецких дизелей программа перевооружения флота под весьма большим вопросом: к изделиям отечественных двигателистов у российских военных моряков очень много претензий.
Как водится, оперативнее всех на заявления из Киева среагировал вице-премьер российского правительства Дмитрий Рогозин, не замедливший бодро отписать в своем твиттере: «Поздно. 10.06 Минпромторг внес в ВПК план полного импортозамещения военной продукции Украины».
Как со ссылкой на Рогозина поведали РИА, «российская промышленность в течение двух с половиной лет сможет полностью отказаться от производимой в Украине продукции оборонного комплекса. Сам Рогозин в твиттере: «План является результатом скрупулезной работы специалистов: где, что, за какое время и какие деньги произвести и кто конкретно ответственный».
Впрочем, ничего нового в словах Рогозина нет: все это он твердит с момента аннексии Крыма. В последний раз вице-премьер вещал на эту тему 30 мая 2014 года в Кирове – на совещании с руководителями оборонных предприятий Приволжского федерального округа. Там он поведал своим подопечным, что «мы слишком много погрузили в украинский ОПК», и «мы не можем себе позволить зависеть от страны, которая не знает, чего хочет: то ли новую Конституцию, то ли севрюги под маринадом, и новое руководство которой ведет войну против своего народа». Потому все, что необходимо военно-промышленному комплексу России, должно производиться только на ее территории. Рогозин тут же поспешил заверить военных промышленников, что «у нас пока нет каких-либо страхов, драм в связи с импортозамещением. На что-то мы потратим дни, на что-то недели, на что-то месяцы, на что-то годы». Но, как оптимистически вещал вице-премьер, «этих лет, будет немного. По нашим расчетам, самые сложные позиции по импортозамещению с Украиной – мы потратим на эти задачи 2,5 – максимум 3 года».
Рогозин на том совещании уточнил, что речь в первую очередь идет «о сложных газотурбинных агрегатах, двигателях, обо всем том, что потребует выработки новой технической документации». При этом «оборонный» вице-премьер поспешил заявить, что Украина все равно делала все не на новом оборудовании, а на станках, «в лучшем случае 90-х годов». Потому, мол, Россия и получает сейчас «уникальный шанс сделать скачок», укомплектовав свои предприятия новым оборудованием, «более компактным, более современным, более эффективным». «Задача состоит не просто в слепой замене того, что производится в Украине и в других странах, – сообщил генералам ВПК Рогозин, – а в создании опережающего военно-технического задела, нового оборудования, более современного». Свой спич Рогозин завершил на совсем радостной ноте: «Я считаю, что такая встряска для российской оборонки очень полезна».
Вот только насколько в действительности полезна подобная встряска, зависит не от желаний вице-премьера Рогозина, а от реального состояния военно-промышленного организма: иные производства столь резкий «большой скачок» скорее убьет, чем выведет на более совершенный уровень. К тому же вся эта риторика госчиновника не отвечает на главный вопрос: откуда у нас вдруг за эти пресловутые два-три года возьмется новейшее оборудование? Кто его сделает? Кто его нам продаст? Не секрет, что в станкостроении дела в нашей стране, мягко говоря, крайне плачевны – еще с советских времен. Ныне же и вовсе катастрофичны, что вполне официально заявлено на самом высшем уровне. Почти год назад, 24 июля 2013 года, на совещании о мерах по развитию отечественного станкостроения в целях модернизации военно-промышленного комплекса председатель правительства Дмитрий Медведев признал, что удельный вес российского станкостроения в валовом внутреннем продукте составляет 0,03%, в то время как в Китае, Японии и Германии эта цифра достигает 1% ВВП: то есть разница почти в 100 раз! Отечественное станкостроение буквально на грани коллапса: производство станков за последние два десятилетия упало почти в 24 раза – с 70 до 3 тысяч. Причем выпускается большей частью «металлолом» – токарные, фрезерные, сверлильные и тому подобные специализированные станки архаичной конструкции. Стоит ли удивляться, что российский рынок станков зависит от импорта, по словам Дмитрия Медведева, на 90%!
При этом, невзирая ни на какой импорт, доля станков с числовым программным управлением составляет у нас лишь около 10%. По самым деликатным оценкам, физическая изношенность парка станков достигла 80%. При этом 99% станков устарели морально.
Импорт, кстати говоря, не панацея: основные поставщики станков России, Китай и Малайзия, уж точно не лидеры мирового станкостроения. А на долю действительно качественных, сложных и высокоточных станков – из Германии и Японии – приходится менее 7% импорта станков! Более того, известен скандальный случай, когда несколько российских военных предприятий, скинувшись, заказали партию в 300 металлообрабатывающих станков в… Северной Корее!
В сухом остатке одно: невзирая на утвержденную в 2013 году году Госпрограмму развития станкостроения до 2020 года (принятую задолго до украинских событий и, разумеется, без учета их воздействия на российский ВПК), у России просто нет реальной возможности для развертывания на должном качественном уровне производства той продукции, которую ранее делал для российского ВПК украинский. Конечно, критики могут заявить, что украинское оборудование вряд ли кардинально лучше российского – оно, мол, такое же, советское. Но речь ведь не о том, хуже украинский станковый парк или лучше, а об организации высокотехнологичного производства с нуля: на пустом месте, без станкового парка, без соответствующих технологий. И, главное, без тех профессиональных кадров, которые десятилетиями специализировались на выпуске той продукции, которую предприятия российского ВПК только-только еще собираются осваивать. И по крайней мере, на таких предприятиях, как запорожский «Мотор Сич» и николаевская «Зоря» – Машпроект», в ногу со временем идти стараются. Во всяком случае, на всем послесоветском пространстве испытательный стенд для морских газотурбинных двигателей пока действует только в Николаеве – в Рыбинске его еще только строят. На «Мотор Сич», в свою очередь, только что ввели в эксплуатацию испытательный стенд пятого поколения – собственного производства. Ничего подобного по качеству на российских предприятиях пока нет.
Собственно разрыв связей в военно-промышленной сфере обозначился после аннексии Крыма: ряд украинских предприятий, не дожидаясь команды сверху, прекратили поставки комплектующих российским производителям вооружений. Удивляться этому, мягко говоря, наивно. Одна страна захватила у другой часть территории, а попутно еще и организовала боевые действия в Донбассе: о каком военно-промышленном сотрудничестве вообще может идти речь?!
Однако какие-то иллюзии на этот счет в Кремле питали даже в конце апреля. Так, 25 апреля 2014 года на заседании Комиссии по военно-техническому сотрудничеству России с иностранными государствами, Владимир Путин назвал Украину «нашим многолетним и надежным партнером в сфере ВТС», искренне посетовал, что «в условиях острого кризиса государства украинская оборонная промышленность практически лишена государственной поддержки», напомнил, что две трети ее предприятий-смежников находятся в России, заметив, «что возможный разрыв кооперационных связей может стать критическим для оборонно-промышленного комплекса Украины, для людей, занятых в этой отрасли, и для их семей». Зато «сохранение совместно созданного научного и конструкторского потенциала отвечает, между тем, интересам как России, так и Украины».
Непонятно, на что ранее рассчитывали в Кремле, однако к реальному разрыву военных связей и развертыванию полноценного «импортозамещения» там оказались явно не готовы. О чем, в частности, свидетельствовала и серия совещаний о выполнении гособоронзаказа, экстренно проведенных Владимиром Путиным в Сочи 14-16 мая этого года. Обсуждался, по сути, лишь один вопрос: как решить проблему импортозамещения в ВПК в связи украинскими событиями. (См.: http://kremlin.ru/news/21021; http://kremlin.ru/transcripts/21024; http://kremlin.ru/transcripts/21030) В предельно сухом коммюнике на сей счет приведены слова Владимира Путина о том, что «есть и новые вводные, как в таких случаях говорят, связанные с необходимостью решения вопросов импортозамещения». Посему он просил правительство «посчитать, сколько нам нужно дополнительных ресурсов на это и в какие сроки мы сможем реализовать вновь возникающие задачи». После чего было сказано, что «в конечном итоге это процесс правильный». Потому «мы должны сделать все для того, чтобы все, что используется оборонно-промышленным комплексом, все, в чем нуждается оборонно-промышленный комплекс России, – все это производилось на нашей территории и чтобы мы ни от кого не зависели ни по одному из направлений переоснащения армии и флота на новую систему вооружений» (http://kremlin.ru/news/21021).
Правда, как на сей счет заметил выше уже цитированный мной Сергей Згурец, хотя по ряду направлений России действительно понадобится два-три года, а то и пять лет, «чтобы создать замещающее производство», но «в некоторых сферах это практически невозможно. В частности, в отношении морских и авиационных двигателей, ракет и ряда ключевых элементов, которые касаются истребителей нового поколения, разрабатываемых Российской Федерацией…»
Радио Свобода
Президент Украины Петр Порошенко на заседании Совета национальной безопасности и обороны категорически запретил сотрудничество с Россией в военной сфере. Об этом сообщил первый вице-премьер Украины Виталий Ярема, заявивший, что «с этого дня мы прекратили любое сотрудничество в сфере военно-промышленного комплекса с Российской Федерацией». Хотя в той версии речи Порошенко, которая опубликована на официальном сайте президента Украины, о разрыве военно-промышленных связей с Россией формально нет ни слова, вряд ли можно сомневаться, что такое решение принято.
Я уже писал о серьезной зависимости российского военно-промышленного комплекса (ВПК) от украинских предприятий. В частности, о зависимости состояния российского «ядерного щита» от украинских предприятий («На украинской ракетной «игле»). «Украинский след» фиксируется в более чем 51-52 процентах МБР наземного базирования, которые, в свою очередь, представляют собой средства доставки порядка 82-83 процентов боеголовок. Речь, прежде всего, идет о разработанных в днепропетровском КБ «Южное» и выпущенных на днепропетровском заводе «Южмаш» ракетных комплексах Р-36М УТТХ/Р-36М2 «Воевода», составляющих основу ударной мощи наземной части российских стратегических ядерных сил. Запчасти к этим МБР поставляет «Южмаш».
Украинские специалисты, как подтвердил в интервью агентству УНИАН Сергей Згурец, директор консалтинговой компании Defence Express, также ведут гарантийное обслуживание этих ракет.
В свою очередь, киевский «Арсенал» – разработчик систем прицеливания ракетного комплекса «Тополь-М» (ТР-2ПМ2), а харьковский «Хартрон» – систем управления ракетного комплекса УР-100Н.
Несмотря на захваченные в Крыму предприятия, Черноморскому флоту уже в ближней перспективе без верфей Николаева и Херсона придется нелегко. А гонять корабли для текущего ремонта на Балтику и тем паче на Север, мягко говоря, накладно
Еще один комплекс проблем российского ВПК – зависимость от украинского судостроения (См.: «Севастополь – российский, «Варяг» – китайский»).
Самая болевая точка – даже не столько собственно судостроение, а судоремонтные мощности: несмотря на захваченные в Крыму предприятия, Черноморскому флоту уже в ближней перспективе без верфей Николаева и Херсона придется нелегко. А гонять корабли для текущего ремонта на Балтику и тем паче на Север, мягко говоря, накладно. Но самая большая проблема, опять-таки, двигательная: в России просто нет аналогов газотурбинным двигателям (ГТД), выпускаемым николаевским производством «Зоря» – «Машпроект», которые справедливо считаются продукцией мирового класса. Без импортных двигателей, николаевских ГТД и немецких дизелей программа перевооружения флота под весьма большим вопросом: к изделиям отечественных двигателистов у российских военных моряков очень много претензий.
Как водится, оперативнее всех на заявления из Киева среагировал вице-премьер российского правительства Дмитрий Рогозин, не замедливший бодро отписать в своем твиттере: «Поздно. 10.06 Минпромторг внес в ВПК план полного импортозамещения военной продукции Украины».
Как со ссылкой на Рогозина поведали РИА, «российская промышленность в течение двух с половиной лет сможет полностью отказаться от производимой в Украине продукции оборонного комплекса. Сам Рогозин в твиттере: «План является результатом скрупулезной работы специалистов: где, что, за какое время и какие деньги произвести и кто конкретно ответственный».
Впрочем, ничего нового в словах Рогозина нет: все это он твердит с момента аннексии Крыма. В последний раз вице-премьер вещал на эту тему 30 мая 2014 года в Кирове – на совещании с руководителями оборонных предприятий Приволжского федерального округа. Там он поведал своим подопечным, что «мы слишком много погрузили в украинский ОПК», и «мы не можем себе позволить зависеть от страны, которая не знает, чего хочет: то ли новую Конституцию, то ли севрюги под маринадом, и новое руководство которой ведет войну против своего народа». Потому все, что необходимо военно-промышленному комплексу России, должно производиться только на ее территории. Рогозин тут же поспешил заверить военных промышленников, что «у нас пока нет каких-либо страхов, драм в связи с импортозамещением. На что-то мы потратим дни, на что-то недели, на что-то месяцы, на что-то годы». Но, как оптимистически вещал вице-премьер, «этих лет, будет немного. По нашим расчетам, самые сложные позиции по импортозамещению с Украиной – мы потратим на эти задачи 2,5 – максимум 3 года».
У России просто нет реальной возможности для развертывания на должном качественном уровне производства той продукции, которую ранее делал для российского ВПК украинский
Вот только насколько в действительности полезна подобная встряска, зависит не от желаний вице-премьера Рогозина, а от реального состояния военно-промышленного организма: иные производства столь резкий «большой скачок» скорее убьет, чем выведет на более совершенный уровень. К тому же вся эта риторика госчиновника не отвечает на главный вопрос: откуда у нас вдруг за эти пресловутые два-три года возьмется новейшее оборудование? Кто его сделает? Кто его нам продаст? Не секрет, что в станкостроении дела в нашей стране, мягко говоря, крайне плачевны – еще с советских времен. Ныне же и вовсе катастрофичны, что вполне официально заявлено на самом высшем уровне. Почти год назад, 24 июля 2013 года, на совещании о мерах по развитию отечественного станкостроения в целях модернизации военно-промышленного комплекса председатель правительства Дмитрий Медведев признал, что удельный вес российского станкостроения в валовом внутреннем продукте составляет 0,03%, в то время как в Китае, Японии и Германии эта цифра достигает 1% ВВП: то есть разница почти в 100 раз! Отечественное станкостроение буквально на грани коллапса: производство станков за последние два десятилетия упало почти в 24 раза – с 70 до 3 тысяч. Причем выпускается большей частью «металлолом» – токарные, фрезерные, сверлильные и тому подобные специализированные станки архаичной конструкции. Стоит ли удивляться, что российский рынок станков зависит от импорта, по словам Дмитрия Медведева, на 90%!
Откуда у нас вдруг за эти пресловутые два-три года возьмется новейшее оборудование? Кто его сделает? Кто его нам продаст?
Импорт, кстати говоря, не панацея: основные поставщики станков России, Китай и Малайзия, уж точно не лидеры мирового станкостроения. А на долю действительно качественных, сложных и высокоточных станков – из Германии и Японии – приходится менее 7% импорта станков! Более того, известен скандальный случай, когда несколько российских военных предприятий, скинувшись, заказали партию в 300 металлообрабатывающих станков в… Северной Корее!
В сухом остатке одно: невзирая на утвержденную в 2013 году году Госпрограмму развития станкостроения до 2020 года (принятую задолго до украинских событий и, разумеется, без учета их воздействия на российский ВПК), у России просто нет реальной возможности для развертывания на должном качественном уровне производства той продукции, которую ранее делал для российского ВПК украинский. Конечно, критики могут заявить, что украинское оборудование вряд ли кардинально лучше российского – оно, мол, такое же, советское. Но речь ведь не о том, хуже украинский станковый парк или лучше, а об организации высокотехнологичного производства с нуля: на пустом месте, без станкового парка, без соответствующих технологий. И, главное, без тех профессиональных кадров, которые десятилетиями специализировались на выпуске той продукции, которую предприятия российского ВПК только-только еще собираются осваивать. И по крайней мере, на таких предприятиях, как запорожский «Мотор Сич» и николаевская «Зоря» – Машпроект», в ногу со временем идти стараются. Во всяком случае, на всем послесоветском пространстве испытательный стенд для морских газотурбинных двигателей пока действует только в Николаеве – в Рыбинске его еще только строят. На «Мотор Сич», в свою очередь, только что ввели в эксплуатацию испытательный стенд пятого поколения – собственного производства. Ничего подобного по качеству на российских предприятиях пока нет.
Одна страна захватила у другой часть территории, а попутно еще и организовала боевые действия в Донбассе: о каком военно-промышленном сотрудничестве вообще может идти речь?!
Однако какие-то иллюзии на этот счет в Кремле питали даже в конце апреля. Так, 25 апреля 2014 года на заседании Комиссии по военно-техническому сотрудничеству России с иностранными государствами, Владимир Путин назвал Украину «нашим многолетним и надежным партнером в сфере ВТС», искренне посетовал, что «в условиях острого кризиса государства украинская оборонная промышленность практически лишена государственной поддержки», напомнил, что две трети ее предприятий-смежников находятся в России, заметив, «что возможный разрыв кооперационных связей может стать критическим для оборонно-промышленного комплекса Украины, для людей, занятых в этой отрасли, и для их семей». Зато «сохранение совместно созданного научного и конструкторского потенциала отвечает, между тем, интересам как России, так и Украины».
По ряду направлений, чтобы создать замещающее производство, России действительно понадобится два-три года, а то и пять лет, но в некоторых сферах это практически невозможно
Правда, как на сей счет заметил выше уже цитированный мной Сергей Згурец, хотя по ряду направлений России действительно понадобится два-три года, а то и пять лет, «чтобы создать замещающее производство», но «в некоторых сферах это практически невозможно. В частности, в отношении морских и авиационных двигателей, ракет и ряда ключевых элементов, которые касаются истребителей нового поколения, разрабатываемых Российской Федерацией…»
Радио Свобода
