Количество сообщений о сирийской войне и участии в ней России превышает все разумные пределы. Кто за кого, а главное – с кем воюет в Сирии Россия и чем ей это может аукнутся. Об этом Павел Казарин беседовал с заместителем директора Центра ближневосточных исследований Сергеем Даниловым.
– Сергей, прошло уже больше двух недель. Можем мы уже говорить, с кем воюет Россия в Сирии?
– Она воюет с теми силами, с которыми соприкасаются войска Сирии. То есть с так называемой умеренной оппозицией, Свободной Сирийской армией и с фронтом «Освобождение». Так называемый фронт «Освобождение» – это коалиция исламских организаций, в большей мере ассоциированных с Аль-Каидой. И они ближе всего подходили к провинции Латакия, где проживают алавиты, к которым принадлежит сам Асад и вся его семья и которая является основной базой поддержки нынешнего режима. Война идет не с «Исламским государством» (ИГ), по которому были нанесены чисто символические удары, которые не причинили ему ровным счетом никакого вреда. Более того, за последние четыре дня ИГ использовало сложившуюся ситуацию в свою пользу и расширило свое присутствие, перешло в наступление. То есть Свободная сирийская армия воюет на два фронта – против правительственных войск и против ИГ. И она сейчас в некотором роде терпит поражение.
– Появилось сообщение, что Евросоюз потребовал немедленно прекратить удары по позициям так называемой умеренной сирийской оппозиции. А какая тогда сверхзадача у Москвы? Получается, Москва втягивается в этот конфликт, продавая его всему миру. Такой себе антигитлеровский фронт, на роль Гитлера назначен ИГИЛ, но вместо того, чтобы бороться с так называемым Гитлером, Путин расширяет позиции для Асада. Для чего?
– Для того, чтобы, во-первых, закончить антиукраинскую кампанию, так называемый проект «Новороссия».
– А каким образом?
Мечта Кремля, мечта Путина – квартет, симфония великих держав
– Ну вы посмотрите, последние четыре дня – ни одного упоминания в официальных выступлениях, значительно уменьшились упоминания и об Украине, и о так называемой «Новороссии». В масс-медиа России это способ сесть за один стол с западными партнерами и с Америкой, в первую очередь. Для Кремля и для Путина партнер – Барак Обама. Сейчас они пытаются протолкнуть идею еще одной мирной конференции. Такой способ – решение сирийского вопроса через договоренности с Асадом, оппозицией, в которых Россия будет играть важную роль, улучшая позиции Асада в переговорах.
– Если задача состоит в том, чтобы сесть с Вашингтоном за стол переговоров и сесть в мировой президиум, чтобы решать там судьбы мира. Ведь для этого нужно не ссориться с Вашингтоном, а работать в коалиции. А пока ощущение такое, что Москва и Вашингтон наносят удары по разным участкам сирийских фронтов
– Да, по разным, но мечта Кремля, мечта Путина – квартет, симфония великих держав. В 19 столетии был такой момент, когда группа европейских государств решала судьбу всех других стран. Но эта цель и методы... Они думают, что такие методы эффективны. Это правильно? Я думаю, нет, думаю, что американские корпорации военно-промышленного комплекса сейчас аплодируют России, которая показывает свою небезопасность, и количество заказов увеличивается. Запад с заинтересованностью наблюдает, как Россия втягивается в этот конфликт. А вовлечение в такой конфликт несет очень большие риски.
– А вот если бы Кремль координировал с Вашингтоном цели ударов и бомбил бы солидарно с американцами позиции ИГИЛ, та самая симфония могла бы случиться, как на ваш взгляд?
– Нет. По двум причинам. Во-первых, как доказывает американская практика, использование авиации и противоракетных ударов по ИГ не эффективно – нужна наземная операция. В борьбе с партизанами с движущимися целями бомбовые удары не эффективны. А во-вторых, если бы Россия озвучивала бы свои планы и цели, это принципиально не изменило бы мнение США, что такой способ решения как, симфония-квартет, остались в 19 столетии, а в 21 столетии такой вариант решений вопросов уже не применить.
– Вы упоминали о наземной операции. Кремль неоднократно говорил, что ни о какой наземной операции речь идти не может и что подобный вариант он даже не рассматривает. Но вместе с тем, появляются сообщения об усилении наземного контингента Российских войск в Сирии. Как на ваш взгляд, можем мы встретить «зеленых человечков» на улицах сирийских городов?
Россия ставила задачу показать себя игроком, с которым надо считаться
– Да, мы их уже видим, и арабские источники рассказывают о наемниках-инструкторах, по крайней мере, о военных специалистах, которые закреплены за подразделениями сирийской армии. Они не могут там не появиться: линия фронта в сложной ситуации подвижная и четко не обозначена, сирийская армия должна взаимодействовать с наземными подразделениями, кроме того, уже осень, и она в достаточно плохом состоянии. Для того, чтобы ее привести в боеготовое состояние, ее насыщают российскими военными специалистами. Это стандартная первая фаза вхождения в конфликт.
К примеру, во Вьетнаме американцы, которые тоже не собирались воевать на земле, посылают авиацию, потом этого недостаточно – посылают сухопутные войска, инструкторов, потом – к каждому подразделению приставляют офицера, к которым высылается еще и охрана, взвод, и этот взвод потом вступает в боевые действия. И так шаг за шагом страна втягивается в конфликт.
– Сам Путин считает, что только Россия может находиться в Сирии на легальных основаниях, у всех остальных нет ни мандата Совета Безопасности ООН, ни запроса от официальных сирийский властей, а у России такой запрос есть. Знаете, есть еще один любопытный момент. Мы наблюдали эксцессы с сопредельными странами, в том числе Анкара выражала недовольство степенью и качеством участия России в сирийской операции. На ваш взгляд, динамика взаимоотношений России с ее традиционными партнерами на Ближнем Востоке от сирийского конфликта ухудшается, улучшается?
– Как известно, на днях в Сирии погиб восьмой иранский генерал. Восьмой. А перед этим погибли генералы и более высокого ранга. Это по поводу войск. Сирийский конфликт все время держался на иранской помощи. Это корпус Стражей Исламской революции. Так что, по поводу коалиции с террористической организацией «Хезболла», и незаконное пребывание на территории Сирии иранских подразделений, и ополчение, которое состоит из очень разных организаций и террористических – это все тоже вопрос. Динамика своеобразная.
Никто не хочет терактов в России – ни Америка, ни мы в Украине, так как это однозначно увеличение мирового террористического фона
Россия ставила задачу показать себя игроком, с которым надо считаться. Конечно, отношение к России резко ухудшилось – особенно со стороны Турции, и, понятно, в монархиях Аравийского полуострова, и в Египте, то есть в основных странах, которые и наиболее втянуты в этот конфликт, и выражают настроение всего арабского конфликта в целом. Если Россия ввязывается в этот конфликт с Путиным, включаются и новые темы для разговора, в частности с саудитами. Следующий этап эскалации спровоцирован российскими войсками в Сирии, когда теперь уже повстанцы и оппозиция Асада получают достаточно новые виды вооружения, которые, с одной стороны, заострят конфликт, а с другой, ухудшат позицию России.
– Недавно одно из российских изданий подсчитало возможную стоимость российской операции в Сирии – один миллиард долларов в год при нынешней интенсивности. Попутно еще одна новость появилась: правоохранители предотвратили в Москве готовящийся теракт. В числе возможных организаторов были названы трое граждан Сирии. Насколько, вообще увеличивается террористическая угроза для России в целом и для Крыма в частности? Поскольку известно, что морпехов для охраны авиабаз в Сирии перебрасывают даже из Севастополя…
– Да, больше всего Запад боится, что ввязывание России в конфликт увеличит интенсивность поддержки ИГ и регион его действий. Никто не хочет терактов в России – ни Америка, ни мы в Украине, так как это однозначно увеличение мирового террористического фона. ИГ образовалось именно в ситуации коллапса государственных институтов, с одной стороны. С другой стороны, сирийское меньшинство ощутило небезопасность, и большинство нашло выход в террористической деятельности. Российское вмешательство увеличивает возможность террористических организаций и возможности ИГИЛа для рекрутинга людей в свои ряды – и для россиян, и для украинцев. Для Крыма ситуация немного специфическая – там степень контроля, степень страха, степень перепуга людей, независимо от этнического происхождения, перед ФСБ достаточно высокая. На какое-то время эта степень страха будет действовать, пока люди поймут, что ФСБ не такая всесильная, какой кажется, и как уже хорошо знают это на Кавказе.
– Сергей, я еще напомню, что война на Донбассе, с точки зрения российского обывателя, была не войной России против Украины, а войной России против Запада. И я помню, как «Левада-Центр» накануне первых авиаударов опубликовал социологию, которая показывала, что каждый третий, 32% опрошенных респондентов были убеждены, что в Сирии идет война террористов, которых поддерживает Запад, и эти террористы воюют с официальным сирийским правительством. То есть опять же за спинами террористов стоит все тот же Запад, что стоял и за украинскими войсками на Донбассе. То есть главный враг остается неизменным – это Запад, правильно ли я понимаю?
– Да. Тут даже можно продолжить: иранский режим заявил, что ИГ создано Моссадом. И если каждая страна концептуализирует ИГ и всю оппозицию, подавая ее как своего обычного врага, тогда мы можем оправдать участие и иранских, и российских войск в этой войне. Мы можем представить себе эту войну как такую, в которой это личные их враги.
– Но у этого есть еще одна угроза, потому что на Донбассе не было ни иностранных войск, ни иностранного вооружения, ни иностранной авиации. Поэтому там российским оружием не мог быть убит американский морпех или сбит американский боевой самолет. А в Сирии все это возможно.
– Да, все это возможно. Насколько я понимаю, интенсивные переговоры об обеспечении протокола безопасности полетов не только с американской авиацией, но и со всеми членами коалиции, в частности с Израилем, – Россия, думаю, ведет. Эта ситуация, конечно, как-то разрулится, но это не означает, что ситуация не напряженная – она очень напряженная.
