Есть ли в России правосудие для крымчан?

Вся история с товарной блокадой начиналась с разговора о судьбах политических заключенных. Это слово вошло в нашу жизнь совсем недавно, полтора года назад, когда Россия провела операцию по смене суверенитета в Крыму, и с тех пор мы все время вчитываемся в новые фамилии. Поводом, чтобы снова говорить об этом стало заседание Верховного суда России, на котором рассматривалась апелляция на приговор крымчанам Олегу Сенцову и Александру Кольченко. Верховный суд оставил без изменения решение суда первой инстанции. Олег Сенцов будет отбывать 20 лет, Александр Кольченко – 10 лет колонии строгого режима. МИД Украины осудил приговор украинцам, процесс над ними в Киеве считается политическим. С нами на связи двоюродная сестра Олега Сенцова, Наталья Кочнева.

​– Наталья, здравствуйте, было ли для Вас неожиданностью решение Верховного суда России?

– Абсолютно нет. Это было настолько предсказуемо, нам четко дали понять, что на этот суд надежды нет и ФСБшникам можно творить что угодно.

– А какая стратегия защиты, не планируют ли они подавать в международные инстанции, например, в ЕСПЧ?

– Естественно, там сейчас уже лежат документы по пыткам, и мы передаем остальные документы. Для ЕСПЧ необходимо было пройти все инстанции в России, вот они у нас уже и закончились. Дальше – да, мы идем в Европейский суд.

– Ну мы же понимаем, что, начиная с марта 2014 года, Россия вышла за рамки международного права и, наверное, они воспринимают дела Сенцова и Кольченко как вопрос своего политического реноме, вот «не отпустим и все тут».

– Возможно, так, а возможно, их держат для обмена на что-то более важное для России.

– Ну да, мы все в Киеве наблюдаем, как параллельно проходит судебное заседание по двум российским спецназовцам, которые были задержаны на Донбассе. И еще такой вопрос, может быть Вы знаете что-нибудь об условиях его содержания под стражей. Ведь теперь, после вынесения приговора Верховным судом России он отправится из СОЗО к месту отбывания наказания?

– Да, но пока он находится в Ростове и ближайший месяц он будет там находиться, а потом мы потеряем с ним связь, потому что по Российскому законодательству, когда человека этапируют к месту лишения свободы, об этом не сообщают. Сообщат, когда он будет уже на месте. То есть мы сейчас не знаем, ни куда его отправят, ни когда. Например, Геннадия Афанасьева мы ждали почти два месяца – новостей не было.

– Спасибо Вам, Наталья, что нашли время с нами пообщаться и держитесь. Вообще, это очень сложно говорить о тех темах, когда приходиться применять арифметические действия в отношении человеческих судеб. Но если российская Фемида не оставляет нам другого выбора, то мы попробуем.

​У нас в гостях координатор общественной организации» Крым SОS» Тамила Ташева. Тамила, вот есть три таких условных признака, по которым можно объединить, сгруппировать ребят, которые сегодня являются фигурантами. Это 3 мая, когда крымские татары встречали политического лидера Мустафу Джемилева. Это история религиозного движения, или политической партии, кому как угодно, «Хизб ут-Тахрир». И это дело о «26 февраля». Можем ли мы сегодня говорить, что может быть единая линия защиты в отношении всех этих направлений? Ведь Вы держите руку на пульсе?

– Да, конечно. Я еще коротко представлю, что мы сейчас презентуем интерактивную карту нарушений прав человека, и хочу сказать цифру куда больше. Там 173 дела о нарушении прав человека. То есть, это касается и судебного преследования, незаконного удержания в местах лишения свободы, это лишение людей жизни, это люди пропавшие без вести, это свобода совести и религии и так далее.

– Это 173 возбужденных дела?

– Это 173 инцидента, которые уже четко идентифицированы согласно нормам международного права. И если Вы позволите, я вернусь к делу Сенцова. Тут его сестра говорила, что его скоро будут этапировать и какой-то период его судьба будет неизвестна. Я хочу сказать, что это очень важно – привлечь международную общественность и СМИ к тому, как будет проходить это этапирование. Потому что мы знаем, что во время этапирования Афанасьева к нему были применены пытки.

– Вы упомянули о многих десятках инцидентов, зафиксированных нарушениях прав человека, у нас есть, я повторюсь, 5 уголовных дел по ситуации 3 мая в Армянске, 7 дел по 26 февраля, когда люди выходили на митинг после победы Евромайдана в Киеве, и 4 дела по активистам «Хизб ут-Тахрир». Хватает вообще адвокатов вести все эти дела? Мы же понимаем, что Крым – это территория, на которой чрезвычайно пристально смотрят на любое инакомыслие.

– Конечно, не хватает. И это главная проблема, каким образом помогать тем людям, которые находятся под преследованием в Крыму. Сейчас там не хватает адвокатов, и мы не понимаем, каким образом восполнить эту нехватку. Когда мы общаемся с нашими международными партнерами, то они говорят, что официально на территории Крыма они работать не могут. Поэтому, это необходимо, возможно, делать через российских правозащитников. Но здесь возникает вопрос, того что им тоже официально сложно работать на территории Крыма, потому что им нужно регистрироваться как иностранным агентам, если эти адвокаты будут получать помощь от международных доноров на территории России – они, соответственно, тоже этого не хотят делать. А если для работы они могут получать президентские гранты, правительственные, у них есть такая формула и возможность, то мы, как украинские правозащитники, считаем это ненормальным – когда на грант от российского президента, будут защищается те люди, которые сидят из-за политики российского президента Путина. Поэтому мы еще никак не можем вывести ту формулу, каким образам там все-таки помогать людям. И там сейчас есть три адвоката, которые занимаются проблемами крымских татар и не только ими. Следует вспомнить и Александра Костенко, и его пропавшего отца – Федора Костенко, и всех других пропавших граждан, которых стоит поименно вспоминать. О которых, в принципе, никто не вспоминает, то есть эти дела не расследуются. Люди пропали, как их находить? В каком состоянии находятся дела по поводу их пропаж? Это все очень сложно…

– Кроме тех порядка 20 уголовных дел, которые находятся в состоянии рассмотрения российским судовым делопроизводством, по самым разным вопросам, есть еще и минимум 12 человек, которые пропали без вести. И вот о них как раз-таки, мы тоже не имеем права забывать, Тамила, расскажите, кто эти люди? При каких обстоятельствах они исчезали? Есть ли подвижки в расследовании этих дел?

– Подвижек фактически нет. И об этом говорят родственники, родители этих людей, и, если вспомнить первые дела, первые похищения – это Бондарец и Ващук – жители города Ровно, которые приехали в Крым и пропали в начале марта, чуть позже, чем пропал и Решат Аметов, который был найден погибшим, зверски убитым, по этим людям до сих пор ничего не известно, – у них остались родственники в городе Ровно. Есть дело Игоря Кирющенко, который тоже пропал и о котором тоже фактически никто ничего не говорит. Потому, что, к примеру, про Шаймарданова, Черныша говорят – а про этих людей совершенно не говорят. Михаил Вдовиченко, Сейран Зинединов, три человека, которые пропали в конце мая – такая же история. То есть, они все пропали в первый период оккупации Крыма.

– Я так понимаю, в этот период случилось самое большое число пропаж граждан?

– Да самое большое число пропаж случилось в первый период – до сентября-октября 2014 года.

– А можно говорить, что следователи российской полиции хоть как-то обращают внимание на эти дела?

– Они говорят, что ведут расследования, однако, когда наши коллеги общаются с родителями пропавших, те говорят, что расследование похищения не ведется, так как до сих пор неизвестно, в каком направлении люди исчезли, хотя есть определенная информация от очевидцев. В некоторых случаях зафиксированы номера машин и информация, каким образом были похищены эти люди, но расследования не ведутся. Последним пропал Федор Костенко, по-моему, в мае 2015 года, и, опять-таки, по нему никакого дела не ведется. И это действительно проблемно. И об этих людях практически ничего не знают и не вспоминают. Действительно, у нас знают про, как бы это не звучало цинично, про известных людей – дела Олега Сенцова, Афанасьева, Кольченко, – однако нам не следует забывать и о тех людях, которые бесследно исчезли за все-таки свою проукраинскую позицию.

– Безусловно, тем более что во к раскрутке дела Сенцова приложила руку сама российская власть, которая неоднократно указывала на них пальцем, вот смотрите – образцово-показательные террористы. Хотя знающие люди говорят, что все их прегрешения состоит в том, что они облили двери Российского культурного центра бензином и подожгли. То есть ситуация, которая тянет на административное хулиганство. Напомню, что у очень многих крымских силовиков переаттестация была назначена на декабрь 2014 года, которая проходила по итогам года, возможно, кто-то в погонах в каком-то отделе решил, что раскрыть целый теракт, а не мелкое хулиганство, будет замечательной идеей.

– Я бы еще хотела добавить, что осенью, по-моему, 2014 года, когда проходило заседание комитета по правам человека при президенте, Путину задали вопрос, что вот люди в Крыму пропадают, что вы собираетесь с этим делать? На что он удивленно ответил, что не знает о таких случаях. И если вы помните, после этого заседания, после заявления Путина, похищения перестали происходить, и активная фаза давления на Меджлис крымскотатарского народа тоже перестала происходить. Это означает что российский президент держит руку на пульсе и прекрасно понимает, что происходит в Крыму. И когда такая ситуация вызывает определенное внимание среди общественности – все пытаются прекратить. С нашей стороны мы должны максимально говорить, что происходит в Крыму, и привлекать любые площадки, особенно международные, для такого давления.

– А у нас на включении Полина Бродик, активист правозащитной организации «Центр гражданских свобод», одна из организаторов публичной акции «Let my people go» в поддержку украинских политзаключенных в России. Полина, расскажите об этой акции, которую Вы организовываете?

– Здравствуйте, я хотела уточнить, что «Let my people go», это в первую очередь правозащитная кампания, которая направлена в поддержку украинцев, которые задержаны на территории России по политическим мотивам. На сегодняшний день она включает в себя 13 человек, которые задержаны в России и 8 людей – на территории Крыма. Если говорить об акции, которую вы имели ввиду, в день рождения Александра Кольченко – ему исполнился 26 год. Изначально мы хотели сделать акцию, так как у Александра день рождения, но ввиду последних событий – решение вчерашнего суда, мы решили приобщить и людей, которые, возможно, хотят выразить своё несогласие.

– Спасибо Полина, спасибо, что вы с нами. И на самом деле, те неравнодушные российские люди, которые держат руку на пульсе в отношении украинских граждан, это та самая история, о том, что политики, уходят, а люди остаются. Тамила, а вот на ваш взгляд, возможен ли торг по судьбе политзаключенных, или тех людей, которые сегодня оказались фигурантами уголовных дел, например, через вопросы возобновления подачи электричества в Крым?

– Да об этом говорят участники блокады, что пока вы не освободите хотя бы некоторых наших политзаключенных, мы не будем подавать свет, и я их прекрасно понимаю. Но к большому сожалению, думаю, что на путинскую Россию и на ту оккупационную власть, которая сейчас в Крыму, наши действия не подействуют. Я думаю, что энергетическая блокада имеет определенно другой эффект, однако им совершенно наплевать на тех людей, которые сидят сейчас в Крыму без света, и они не будут освобождать тех, которые у них сейчас в заключении находятся.

– Мы так или иначе живем в состоянии прямого противостояния уже последние полтора года, поэтому мы привыкаем уже к новой реальности. Но привыкаем, это не значит свыкаемся, привыкаем к тому исключению, от которого рано или поздно надо избавиться.